← Статьи

ЛЕГЕНДАРНОЕ ОРУЖИЕ.

(«Сказка ложь, да в ней намек» - русская пословица.)

У всех на слуху известное и довольно затасканное выражение - «легендарные мечи», однако мало кто знает, что общего у вроде бы сказочного оружия с реальными прототипами. Я попробую выделить из наиболее известных легенд «сухой остаток», боевые свойства оружия – оставив, так сказать, «вкус еды, а не масла».

Говорят, что самая лучшая клинковая сталь - это древний индийский булат. Согласно легендам, умению изготавливать необычайной крепости сталь индусы научились у какого-то спустившегося с гор племени кузнецов, обосновавшегося в Пенджабе - самом древнем княжестве Индии. Достоверно не известно, когда это произошло, но неоспоримо то, что достоинства индийского стального оружия смог оценить еще Александр Македонский, когда в 4-м веке до Р.Х. вторгся в северо-западную часть Индии. В битве с войсками царя Пора македонцы победили и взяли в плен самого царя. Он остался жив лишь благодаря своему стальному панцирю, который не смогли пробить железные мечи и копья воинов Александра. А вот стальные мечи индусов длиной в три локтя, по свидетельству летописцев, разрубали даже камни. До наших дней дошли сведения, что властитель одного из индийских княжеств (кажется, Пенджаба) подарил Александру 2,5 тонны стали в слитках - по тем временам подарок, достойный царя. Аристотель, учитель Александра Македонского, называл индийскую сталь «феррум кандидум» - «белое железо», а вообще в древней Европе ее так и именовали без особых затей - «индийская сталь». Или, если уж по латыни, «феррум индикум.»

Феррум феррумом, но европейцы и сами были не лыком шиты… Александр Македонский бил индусов чем попало, а римляне, хотя и ценили заморскую сталь, но и своей неплохо владели. За давностью лет письменных свидетельств о реальных качествах древнего оружия осталось очень мало, всего несколько короткий сообщений. Так, Филон Византиец еще в 3-м веке до Р.Х. писал о привозимых из Испании мечах, что если хотели испытать их на гибкость, то клали клинок на голову, подтягивали концы к плечам, а затем отпускали. Клинки кельтиберов оставались прямыми, сколько бы раз не повторяли это испытание. Плиний, прокуратор Испании в 1-м веке, также хвалил местные мечи, говоря, что толстые кости они рубят без затруднений.

Более-менее подробно о мечах, изготовленных настоящими мастерами своего дела, говорится в датируемом серединой 6-го века письме короля остготов Теодориха Великого. В этом письме он выражал признательность вождю племени вандалов Тразамунду за присланные в подарок мечи. Теодорих пишет: «Ваши мечи разрубают даже брони и более дороги качеством железа, чем ценностью золота. Их полированная поверхность блестит так, что ясно отражает черты смотрящего, а лезвия выточены так равномерно остро, что можно подумать, будто они вышли из плавки, а не выкованы из отдельных полос. В их выточенных прекрасными долами серединах видишь мельчайшее переплетение червячков столь разнородных оттенков, что чудится, будто светящийся металл пропитан разными красками.

Ваш шлифовальный камень его так тщательно очистил, ваш изумительный песок так искусно отполировал, что обратил блестящее железо в своего рода зеркало для мужей. Мечи, которые по своей красоте могли выйти только из мастерской Вулкана, с таким изяществом выработаны, что исполненное рукой кажется не изделием смертных людей, а божественным произведением.»

Можно указать, что вандалы, владельцы этих снискавших столь возвышенную похвалу мечей, «прославились» диким погромом захваченного ими Рима, когда крушили все, что не могли унести с собой. Их родина Прибалтика, но это не то германское, не то славянские племя долго жило сначала на Одере, затем на Дунае и даже в Испании, откуда они переправились в Северную Африку, в район Карфагена, где и основали свое королевство.

Несколько других, истинно германских племен англов и саксов, с боями переселившихся в Британию, были сначала так же удачливы и основали свое королевство в Кенте. До конца 5-го века продолжалось массовое переселение германцев на остров, сопровождаемое непрекращающейся борьбой с кельтскими племенами бриттов. Описывая эту борьбу, летописцы указывали, что «...бритты бежали от англов, как от огня.» Действительно, германцы были не только свирепы, но и неплохо вооружены.

О мечах англо-саксонского периода, схожих с мечами вандалов, поведано в эпической поэме «Сказание о Беовульфе», записанной в 8-м веке, но рассказывающей о более ранних событиях. Сюжет ее не притязает на сугубую реальность и весьма романтичен, но описания оружия там довольно точные. Беовульф, чье имя означает «пчелиный волк», т.е. Шершень, был племянником короля геатов - одного из скандинавских племен, которое обитало на южном побережье современной Швеции. Он узнал, что на королевский дворец данов (датчан) уже многие годы нападает человекообразное чудовище Грендель и пожирает по ночам лучших из воинов.

Беовульф отправляется к данам и в жестоком поединке побеждает чудовище, оторвав у него правую руку. Смертельно искалеченный Грендель скрывается, все радуются и славят героя, но уже на следующую ночь появляется мстительная мать Гренделя и убивает еще одного воина. Наутро Беовульф разыскивает по кровавому следу логово Гренделя, находящееся в пещере на дне населенного чудовищами озера. В озеро бесстрашный победитель Гренделя нырнул один и там, в подводном дворце, он вступил в поединок с великаншей. Победив и ее, он со славой возвращается на поверхность, предъявив в доказательство подвига голову Гренделя, уже умершего от раны.

В поэме много интересного, но всего не перескажешь и остановимся на мечах. Для поединка с чудовищами даны вручили Беовульфу проверенное оружие:

«...меч с рукоятью, старинный Хрунтинг,

лучший из славных клинков наследных.

Были на лезвии, в крови закаленном,

зельем вытравлены узорные змеи.»

Однако великана Беовульф победил «вручную», а его мстительную мамашу зарубил найденным в логове чудесным мечом, откованным еще «до Потопа» и который не удалось сохранить, потому что он растаял от жгучей крови чудовищ. Прославленный Хрунтинг в этом бою ему не помог - лишь звенел от ударов по черепу чудовища. Поэтическое описание о «узорных змеях» на его клинке довольно точное, поскольку датский меч имел узор с названием «warm-fa», т.е. «светлый червь» - примерно такого же вида (если не учитывать нюансов), как и «переплетения червячков разнородных оттенков» в мечах вандалов. В немецкой литературе есть схожее название для узора древних мечей - «пестро-червячный» (Wurmbundt). Разнообразные оттенки деталей узора получаются из-за использования при изготовлении меча нескольких сортов металла. В ливонских сагах прямо пишут, что меч Колеве-Пега, героя одного из сказаний, был откован из семи сортов железа и стали. На Руси подобные мечи называли «харалужными», но это уже совсем другая история.

Примечательно, что в эпических описаниях мечей особо выделяется их происхождение, былая принадлежность славным воинам. Хранимая в памяти людей родословная оружия свидетельствует о изначально присущих ему выдающихся качествах, о надежности и испытанности во многих битвах. Мечи в те времена носили собственные имена и передавались по наследству из поколения в поколение. Само собой разумелось, что его нынешний владелец обладает им лишь временно - были владельцы до него, будут и после. Так и Беовульф перед поединком просит данов в случае его гибели вернуть на родину наследные меч и кольчугу, чтобы они были вручены достойному воину так же, как когда-то они достались ему самому.

В наше время это обязывающее наследие героизма прочувствовал и выразил Владимир Высоцкий:

«...Поспеши же ладони у павших разжать

И оружье принять из натруженных рук.

Если путь прорубая отцовским мечом,

Ты соленые слезы на ус намотал,

Если в жарком бою ты постиг, что почем,

Значит, нужные книги ты в детстве прочел.»

Люди помнили не только прежних знаменитых владельцев оружия, но хранили и имя мастера- оружейника. Так, в сказании без особых пояснений, как о чем-то общеизвестном пишется, что наследственная кольчуга Беовульфа была изготовлена Веландом - мол, каждый знает, кто он такой. Действительно, он был самым прославленным оружейником древней Европы. Неизвестно, кто на самом деле послужил прообразом Веланда, но в древнем исландском сборнике преданий записано, что Веланд был сыном короля финнов. Еще мальчиком его отдали на обучение на Кавказ, к карликам-гномам, и лишь случайно ему удалось освободиться. Думаю, что здесь под гномами подразумеваются вполне реальные потомки древнего племени халибов. Это племя первым научилось делать стальное оружие и более тысячи лет ничем другим не занималось. Рудничная и кузнечная работа из поколения в поколение и сформировала облик мастеров халибов – низкорослых и необщительных.

Дальнейшая судьба Веланда описывается в нескольких сказаниях и с некоторыми отличиями. По одной версии, одиноко жившего в глуши чудо-мастера Веланда по особому «заказу» захватили в плен слуги шведского короля, из другой следует, что после долгих скитаний он сам пришел к его двору. Как бы то ни было, но Веланд оказался во власти сурового скандинавского короля.

Однажды Веланд уронил в море взятый им на время нож короля и, испугавшись наказания за потерю ценной вещи, побежал в кузницу и быстренько сделал неотличимую копию потерянного ножа. Король сначала не заметил подмены, но во время пира, когда он стал отрезать этим ножом кусок мяса от кабаньей туши, нож легко рассек всю тушу и глубоко воткнулся в стол. Онемевший сначала от изумления, сообразительный король заявил, что это не его нож и потребовал от Веланда ответа. Тому пришлось рассказать, как было дело.

Придворный оружейник позавидовал мастерству Веланда и вызвал его на соревнование. С некоторой долей коварства Веланд вызвался отковать меч, а сопернику предложил изготовить защитный доспех. Несколько недель ученик гномов ковал свой меч и, когда он был готов, решил испытать его. Здесь в разных вариантах легенды описаны разные испытания. По одному варианту, меч разрубил мешок, набитый шерстью и камень, величиной с быка, а по другому - меч воткнули в ручей и пустили по течению гусиное перышко. Когда течение прижало перышко к лезвию меча, оно тут же рассеклось надвое.

Однако мастер решил, что может сделать меч еще лучше и сказал сам себе: «Если могу сделать лучше, зачем делать плохо?». Сказано - сделано, и Веланд порубил свой меч на мелкие кусочки, которые затем дал проглотить гусям. Собрав помет этих гусей и отделив от него обработанные гусиным желудочным соком стальные опилки, он сварил их в монолит и уже из этого «порошкового булата» отковал изрядно полегчавший меч. Кажущаяся несколько странной «гусиная» обработка имеет на самом деле весьма реальное практическое значение. Как показали новейшие исследования, поверхность стали в гусиных желудках насыщается азотом, что повышает ее твердость даже больше, чем традиционная цементация./

Веланд на этот раз решил, что такой меч, которому он дал имя Миммунг, слишком хорош для короля. За три дня он отковал другой меч, попроще, но внешене неотличимый от Миммунга, который и решил после состязания отдать королю. На состязании он положил Миммунг на голову облаченного в шлем и панцирь противника и, слегка надавив, разрезал его пополам.

Жадный король по наущению супруги не захотел отпускать победителя и приказал подрезать ему подколенные сухожилия, чтобы Веланд не бродил по свету, а работал на своего хозяина. Выбрав момент и крайне жестоко отомстив королю (убив двух его сыновей и изнасиловав дочь), Веланд все равно убежал, унеся с собой меч.

Но приносящее смерть совершенное оружие губительно действует на несовершенных людей, обладающих им. Во всяком случае, оно не приносит им счастья. И Роланд, и Зигфрид, и Сигурд, и Иван-царевич - все они владели чудо-мечами, которые не спасли их от гибели. Так и сын Веланда, Виттих, не желая, чтобы прославленное творение отца попало в руки преследующих его врагов, прыгнул вместе с Миммунгом с высокого утеса в бушующее море.

О знаменитых мастерах времен более поздних довольно подробно говорится в японских летописях. Во времена Беовульфа японцы только еще начинали учиться у китайских и корейских мастеров умению ковать железные мечи, а каким был уровень их оружейного искусства, когда Веланд ковал свой острейший Миммунг, и вовсе неизвестно. Зато этому народу свойственно бережно хранить традиции и сегодня они помнят имена тридцати двух тысяч (!) своих оружейников прошлого. Среди них одними из лучших по мастерству считаются два кузнеца - Масамуне и Мурамаса.

Однажды Мурамаса, гордясь остротой изготовленного им меча, вызвал на состязание своего старшего современника Масамуне. Мурамаса воткнул меч в быстрый ручей и плывущие по течению опавшие листья, натолкнувшись на лезвие, рассекались надвое. (Не правда ли, знакомый сюжет?) Масамуне, сказав, что меч не должен быть таким хищным, также воткнул свой меч в дно ручья, но несомые течением листья не наталкивались на клинок, а огибали его.

  

Очень сомнительно, что это состязание состоялось на самом деле, поскольку в год смерти одного мастера другому едва исполнилось семнадцать лет. По другим данным, состязание было заочным. Некий самурай решил сравнить качество мечей этих двух мастеров и, помещая их клинки в ручей, пускал по течению листы писчей бумаги. Результат известен. Этот самурай и сказал, что клинки Масамуне человечны, а клинки Мурамасы – ужасны.

Мечи Сензо Мурамасы, родившегося в 1341 году и, по некоторым данным, все же успевшего поучиться у Масамуне, действительно считались жадными до крови и приносящими несчастье. Кроме того, они особенно «невзлюбили» правящее семейство Токугавы, члены которого то ранились мечами мастера, а то и вовсе совершали харакири. Сам Токугава Иэясу дважды поранился его мечами, и дошло до того, что однажды он сразу же порезался при осмотре меча, качество которого ему похвалили. «Ну, - сказал Токугава, - не иначе, как это меч Мурамасы!» Так и оказалось, что клинок меча ковал этот умелый мастер со скверным характером. В результате таких безобразий творения Мурамасы были официально запрещены и подлежали уничтожению. Впрочем, несмотря на запрет, до сего дня сохранилось около 40 подлинных клинков Мурамасы. Можно добавить, что в давние времена «неблагородные» клинки Мурамасы ценились не очень высоко и стоили примерно в 20 раз дешевле, чем клинки лучших учеников Масамуне.

Кстати, об учениках. Обласканный ценителями оружия Окадзаки Горо Ниудо Масамуне (1265-1358) начал учиться кузнечному ремеслу с семнадцати лет. Он учился делу у многих известных мастеров, осмыслил их опыт и в итоге достиг такой степени искусства, что его имя часто употребляют в сочетании со словом «великий». В энциклопедии оружия Джорджа Камерона Стоуна, изданной в Нью-Йорке в 1961 году, о Масамуне сообщается, что однажды его приемный сын Самонджи помогал учителю в кузнице и во время закалки мастером своего меча сунул руку в воду, чтобы узнать ее температуру. Результат печален - за посягательство на его секрет закалки Масамуне немедленно отрубил эту руку. От этого, или по другим причинам, но Самонджи вскоре умер. Впрочем, по версии А. Баженова - автора недавно изданной книги «История японского меча», руки лишился другой ученик Масамуне - Садамуне. Возникает мысль - если «мирный» Масамуне был так крут, то каков же был «вредный» Мурамаса?

Дело давнее, свидетелей в живых не осталось, а сведениям из переводных книг доверять можно, но осторожно. Из истории японского оружия более-менее достоверно известно, что Самонджи (Саемон Сабуро Ясуйоши), был одним из десяти лучших учеников Масамуне. Со временем он стал известным мастером, основателем собственной школы, да и Садамуне стал «немалым» мастером, по рейтингу и стоимости клинков (несколько килограммов золотых монет) обойдя и Мурамасу и Самонджи. Согласитесь, что для одноруких кузнецов это сложновато… На мой взгляд, не в меру любопытный ученик сурового мастера был действительно наказан, но не искалечиванием через отрубание руки тупой заготовкой клинка, а отрезанием фаланги пальца в соответствии с давней японской традицией. Так сказать, зарубка на память.

Ухищрения знаменитых оружейников разных стран, будь то режимы закалки или состав стали, в конечном счете направлены на достижение максимальных боевых свойств. Другое дело, что свойства эти у различных видов оружия также различны. Для топора одни, для тонкой шпаги - другие. В своем малоизвестном романе «Талисман» Вальтер Скотт описал состязание короля Ричарда Львиное Сердце и султана Саладина. Султан булатным клинком рассек шелковую седельную подушку, набитую конским волосом, а король своим рыцарским мечом - железную рукоять палицы. Говорят, что Ричарду не удалось повторить трюк Саладина, но умалчивают, пробовал ли султан рубить толстенную железку…

Доподлинно неизвестно, было ли это состязание на самом деле, однако арабские хронисты действительно писали, что от франков вывозят такие острые мечи, которые рубят даже железо. Рубить железо доспехов - это, в общем-то, со времен Теодориха Великого прямая обязанность мечей. На иллюстрациях древних книг видно, как одни славные воины непринужденно разрубают других воинов, несколько менее славных, но облаченных в защитные доспехи.

  

Воины заказывали и надевали доспехи для того, чтобы их (воинов) было трудно разрубить, поэтому просили мастеров сделать панцири и шлемы попрочнее. Доспешники старались как могли и со временем научились делать такую броню, что прорубить ее любым мечом уже просто не хватало сил. Есть пара исторических описаний разных случаев, когда воину настучали мечами по шлему так сильно, что он не мог его снять после боя и кузнецу пришлось выправлять его на наковальне не снимая с головы - до того он был помят. Но все же не прорублен!

Но если нельзя прорубить, можно постараться проткнуть в слабых местах и клиночники придумали граненый толстый боршверт - «меч протыкатель», изображенный на другой иллюстрации. Но на этом, собственно, история европейских мечей кончилась, а о пришедших им на смену саблях поговорим чуть позже.

Совсем на другом конце света, на гористых дальневосточных островах, также ценились рубящие железо мечи, но японцев, подобно султану Саладину, больше привлекала острота лезвия. Один из первых прославленных мечей они назвали «Кусанаги» - «Коситель травы». По классической легенде их местный принц спасся, скосив этим мечом заросли подожженного врагами вереска. Ну, у нас-то сенокос дело обычное, но и хаять древний легендарный меч не стоит, потому что в этой легенде есть нюанс – меч сам выскочил из ножен и сам скосил заросли.

Со временем, помимо толстой кожи, японцы стали использовать в доспехах металл, и даже много металла, поэтому от мечей потребовалась способность рубить железо. Самураи сказали «Надо!», кузнецы ответили «Есть!». Известен факт, что один мастер своим мечом перерубил ствол ружья, им же самим изготовленного. Похожий трюк пару сотен лет спустя повторил мастер фехтования времен 2-й Мировой войны, который для поднятия боевого духа армии отрубил катаной ствол у пулемета. Как говорится, можем, если захотим.

Однако рубка железа считалась, в общем, дурным тоном и за редким исключением особой славы фехтовальщику не прибавляла. Во всяком случае, я знаю лишь одно сказание на эту тему, когда самурай в экстренном, подлинно пожарном случае разрубил мечом железную цепь, связывающую ворота храма. Пожалуй, наибольшее внимание японские мастера уделяли все же не способности рубить железо, а остроте. Легендарный, но вполне реальный меч реального мастера Мондзю назывался «Отрубатель бород». Его так назвали потому, что если им случалось отрубить кому-нибудь голову, то заодно отсекали и бороду. Но самый прославленный в смысле остроты японский меч назывался «Адзука», т.е. «Боб». Этот меч мастера Нагамицу так назвали оттого, что падающий на его лезвие свежий боб рассекался надвое. Это да, это сильно... Впечатляет.

Мне с детства запомнился рассказ старого узбекского мастера-оружейника о том, как он в юности вызвал на состязание другого, уже прославленного мастера. Старейшина его селения, прежде чем позволить рисковать авторитетом рода, проверил сваренный из стальной проволоки узорчатый кинжал на остроту. Он на лету рассек волос из своей бороды и внимательно рассмотрел концы - чисто разрезано, или только надрублено и разломано. Остался доволен осмотром и в итоге дело кончилось «ничьей» в пользу молодого мастера.

Позже мне рассказывали, что можно наточить клинок из хорошей стали до такой степени, что волос рассекается даже не на лету и с размаха, а просто от дуновения, будучи аккуратно положен на лезвие. Я долго считал это байкой, пока недавно мне это не продемонстрировали. Конечно, нужно еще и уметь затачивать.

Умение умением, но и сталь клинка должна быть «не любой». Для меня изрядным раздражителем является миф о «славе русского оружия», потому что после войн 19-го века специалисты с горечью писали, что «...русская кавалерия рубить не умела, поскольку физическая сила кавалеристов вполне обесценивалась тупостью оружия». Даже спустя изрядное время после обустройства передового по тем временам Златоустовского завода (уже к концу века устаревшего) историк кавказских походов генерал В.Патто писал отнюдь не хвалебные песни о русском оружии: - «... за счет своей отваги и силы русские кавалеристы успешно противостоят восточным конникам, но крепость и острота ятаганов и шашек, сделанных из дамасской стали, значительно превосходит крепость сабель наших солдат.»

По этим причинам, а также по велению устоявшейся моды, как отмечали современники, «...черкесское оружие носили всегда и все офицеры русской армии.» Однако слава кавказского оружия была изрядно преувеличена, потому что подлинно хороших клинков, откованных умелыми мастерами из хорошей стали, в общей массе было немного. Местные мастера для обеспечения сбыта своей кустарной продукции маскировали ее под качественный европейский «импорт», применяя древний метод фальшивых клейм. Например, армейский офицер в середине 19-го века писал, что чеченские оружейники «...по неизменному обычаю своих отцов подделывают шашки, называемые волчками».

А волчок-то, похоже, «прибежал» с Запада! Мастера из южно-германского города Пассау еще в 14-м веке начали ставить на свои изделия известнейший фирменный знак - схематичное изображение бегущего волка. Оружие из Пассау, главным образом мечи, прославилось своим качеством по всей Европе и даже на Востоке. Неудивительно, что клеймо стали подделывать. В Европе за это серьезно наказывали, поэтому конкуренты из Золингена в 1464 г попробовали официально выкупить у Пассау их фирменный знак. Попытка не удалась и золингеновские оружейники начали понемногу использовать популярную марку начиная лишь с 18-го века. А к 19-му веку, т.е. к началу затяжной Кавказской войны, у горцев накопилось изрядное количество и пассауских, и золингеновских «волчков».

Вероятно, кавказские племена плохо разбирались в живописи, поэтому клинки с бегущим волком у них назывались «терс-маймун», что по персидски значит «трусливая обезьяна». В Чечне лучшими считались сабельные клинки с изображением двух волчьих голов и двумя латинскими буквами посередине. Возможно, эти клинки были льежской работы. Чеченцы называли их «терс-меймуль», т.е. так же, как черкесы называли золингеновские и пассаусские «волчки», но переводили это название несколько по-иному - «ревущая обезьяна». Довольно странно, что кавказцы дружно узнавали в клейме не волка, которого часто видели, а обезьяну, которую не видели в горах никогда.

Не менее высоко, чем «волчки», на Кавказе ценились сабли «гурда». Происхождение слова «гурда» можно просто и без затей отнести к тюркскому названию большого тесака - «курде». И у иранцев «кард» - просто нож или меч, схожее название бытует у венгров. Однако в массовом сознании наиболее укрепилась кавказская легенда, на свой лад объясняющая происхождение и самих клинков «гурда» и их названия. В ней говорится, что один прославленный мастер (имя его не сохранилось) вызвал другого на соревнование. В доказательство превосходства своей шашки он одним ударом перерубил барана, чем, однако, не убедил соперника. Тогда, воскликнув «Гурда!», что значит «Смотри!», разрубил и клинок упрямого мастера, и его самого. Но ни в одном языке Кавказа слово «гурда» не переводится как «смотри»! Зато есть итальянское слово «гуадра», от которого произошла «гвардия»… Может быть, мастер крикнул «Защищайся»? И легенда изначально была итальянской, и лишь потом ее переняли на Кавказе? К тому же следует хорошенько присмотреться, когда, кто и в каком виде ее записал и опубликовал. При переходе через многие руки информация порой претерпевает дивные изменения и имеющее итальянские корни слово «гурда» вполне могло прижиться у горских народов, издавна и с удовольствием использующих высококлассные клинки с итальянскими клеймами.

Согласно местным требованиям, клинок шашки должен быть легким как перо, острым как бритва и упругим как лоза, но русский современник Первой Кавказской войны писал о гурде, что ее жесткий крепкий клинок предназначен почти исключительно для разрубания доспехов. Позднее, когда кольчуги стали архаизмом даже на Кавказе, местные мастера подвергали старинные клинки отпуску (нагреву) для повышения гибкости, пусть и за счет снижения твердости. Такова была мода…

Само клеймо «гурда» представляет собой серповидные зубчатые линии, часто со словом «Генуя» между ними и несколькими точками по бокам. Очевидно, что хорошую рекламу этому оружию сделали генуэзские клинки старинной работы, которые легко разрубали толстые гвозди. Генуэзцы издавна торговали с черкесами - начиная с 12-го века, а несколько позднее даже основали в Крыму свои колонии. После завоевания Крыма Турцией эта торговля прекратилась и подлинных генуэзских клинков в общей массе оружия с этим популярным клеймом было относительно немного.

Конечно, было бы неверным утверждать, что все оружие кавказской выделки было грубой и низкокачественной подделкой. Были и классные мастера, были и старинные оружейные традиции Согласно этим традициям клинок шашки должен быть легким как перо, острым как бритва и упругим как лоза. Острые гибкие клинки, которые можно было в свернутом в кольцо виде хранить в обычном сите для просеивания муки не были очень уж большой редкостью, однако общая мода на кавказское оружие кончилась с выходом на полный рабочий режим Златоустовского оружейного завода.

У боевых армейских офицеров к концу Кавказской войны сложилось общее мнение, что кустарному восточному оружию следует, как правило, предпочитать фабричное златоустовское. Справедливости ради надо заметить, что требования к оружию массовых армий и оружию элитных бойцов не во всем совпадают и опытные воины своими «нестроевыми» клинками штучной работы перерубали даже ружейные стволы того времени, но рядовых бойцов всячески убеждали не портить оружие. Понятно, что эти самые элитные бойцы подвергали оружие самому строгому отсеву и долго учились отличать простую «ручную работу» от клинка действительно знающего свое дело мастера.